![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
tu alma tibia sin ti que no te entiende
Lorca
как обрывок газеты, вздрогнуть в последний раз
и приткнуться в луже, куда заходят кораблики
всех мальчишек и стариков.
я и не знал, что бывает такая погода!
сливочный ветер, тепло с неба под рубашку,
мир, как летняя речка
и запахи пряностей из всех оживших портов.
и ты, как горькая осень, входишь застёгнутый и говоришь
'что мне делать?'
подставлять руки,
не бояться белого снега как мотыльков.
подставлять шею
и смеяться, когда трогают позвоночник.
подставлять губы
пряному ветру и поту моряков,
надёжному железу линкоров,
к которому не больно примёрзнуть,
сливочному ветру гавани,
где собрались твои любимые кафешки,
и матросы говорят твоим языком,
и снег тает на позвоночнике,
и никто не боится.
содраные мозоли лечит морская вода,
как её глотать, чтобы попала?
мало кто отважится плыть сюда.
кутаться в их ресницы,
опускать в свой чай разбитые губы,
рассказывать, как тебя победили,
а потом ещё победили,
как страшно было,
а ведь только по щиколотке чиркнули.
'может быть' - говорит громадная негритянка,
летающая над стойкой
и ставит перед тобой ароматный
жгучий как стыд бальзам.
'что?'
'ты думал, что трус, я говорю, может быть'
и мудро суёт тебе что-то за щёку,
и треплет тебя, и прижимает,
и вся улыбается для тебя.
это тёплая старуха,
или ветер с чёрной реки?
ты идёшь один встречать ледяную крошку
и встречаешь.
и на лодке пробитой возвращаешься к негритянке,
к морякам, ласкавшим тебя на канатах,
к пирожкам, чей запах говорит на одном языке
с ветром дальнего мола,
где гвоздики чудесного
строят свой маленький звездолёт,
а гвоздики старых парусников
звенят музыку старта.
и ты смеёшься,
когда приключения трогают позвоночник.
кстати, хоть это и про янека, а одно из самых променясамогошных в некотором смысле
а эпиграф значит чёта вроде твоя бестебяшная не понимающая тебя душа
Lorca
как обрывок газеты, вздрогнуть в последний раз
и приткнуться в луже, куда заходят кораблики
всех мальчишек и стариков.
я и не знал, что бывает такая погода!
сливочный ветер, тепло с неба под рубашку,
мир, как летняя речка
и запахи пряностей из всех оживших портов.
и ты, как горькая осень, входишь застёгнутый и говоришь
'что мне делать?'
подставлять руки,
не бояться белого снега как мотыльков.
подставлять шею
и смеяться, когда трогают позвоночник.
подставлять губы
пряному ветру и поту моряков,
надёжному железу линкоров,
к которому не больно примёрзнуть,
сливочному ветру гавани,
где собрались твои любимые кафешки,
и матросы говорят твоим языком,
и снег тает на позвоночнике,
и никто не боится.
содраные мозоли лечит морская вода,
как её глотать, чтобы попала?
мало кто отважится плыть сюда.
кутаться в их ресницы,
опускать в свой чай разбитые губы,
рассказывать, как тебя победили,
а потом ещё победили,
как страшно было,
а ведь только по щиколотке чиркнули.
'может быть' - говорит громадная негритянка,
летающая над стойкой
и ставит перед тобой ароматный
жгучий как стыд бальзам.
'что?'
'ты думал, что трус, я говорю, может быть'
и мудро суёт тебе что-то за щёку,
и треплет тебя, и прижимает,
и вся улыбается для тебя.
это тёплая старуха,
или ветер с чёрной реки?
ты идёшь один встречать ледяную крошку
и встречаешь.
и на лодке пробитой возвращаешься к негритянке,
к морякам, ласкавшим тебя на канатах,
к пирожкам, чей запах говорит на одном языке
с ветром дальнего мола,
где гвоздики чудесного
строят свой маленький звездолёт,
а гвоздики старых парусников
звенят музыку старта.
и ты смеёшься,
когда приключения трогают позвоночник.
кстати, хоть это и про янека, а одно из самых променясамогошных в некотором смысле
а эпиграф значит чёта вроде твоя бестебяшная не понимающая тебя душа