letrym: (Default)
вчера из-за книжки подумал, что самоубийца помимо всего прочего утверждает, что никого на земле не любит. поэтому не может существовать такой вещи как самоубийство от несчастной любви. поиск смерти, конечно, совсем другое дело.

чёто я серьёзный в последнее время песдец. так и до истерики полтора шага, уж я то знаю.

нате песенку хорошую послушайте, про книшки. http://neko-zoi.livejournal.com/523080.html

расскажите мне чёнить своеобразное, если все не удрыхли ещё, а удрыхли так завтра расскажыте.
letrym: (Default)
маленькие из Вазастана
вырастают и идут бродить по Европе.
хорошо, когда ветер ломает ставни,
но я хочу знать подробней,
куда он меня возьмёт?
что за ставнями Красный Космос
           или чёрная пустота?
а когда приземлимся,
                    надо ли будет драться?
шарфы не просто так.
ветер тебя запомнит -
кого ещё ему звать?
хрясь и нету Гингемы.
так правда надо.
если не хочешь,
               можно идти над площадью по канату.                                           
ты горькая весёлая луковка революций.                             
                                     тронь твой шарф,      
и ты будешь драться,
                    вишенка анимешных бойцов,
                                             индеец,
из книжки, обрызганной помидором, когда учился дышать. 
с теми,
кого любишь.
letrym: (Default)
а ещё в астровитянке меня неимоверно раздражает то, что в этом ихнем 23 веке персонажам не приходит в голову, что история это не стычки князьков, а развитие производительных сил, борьба идей и классов, борьба человека за своё человеческое достоинство, а литература не ограничивается заявлениями, что самое непостижимое в бабочке это её красота, а выражает протест недовольных и их классовую точку зрения на всё и борется за свой класс на эстетическом и интеллектуальном поле. а ещё показывает, что такое человек, не познаёт, а транслирует самое безумное понимание, доступное на данном уровне. мы спина к спине у мачты против тысячи вдвоём. действие книжки частью происходит в самой крутой школе солнечной системы, а слово диалектика не произносится ни разу. а ещё про лингвистику вообще ничего нет.
когда жюль верн думал что если наизобретать кучу замечательных девайсов то это и будет прогресс - это было прекрасно, тогдашний учёный был носителем самых передовых идей, а материальной базы действительно страшно не хватало, верней она углублялась вместо расширения, не центральное отопление и прививки, а ещё более нежные ткани и вкусные деликатесы. а сейчас.. три ди принтеры со всякой гидропоникой конечно очень пригодились бы, но проблема не в них, а главный плюс их опять таки в людях, которые о них мечтают. а в книжке про это ничего нет, сплошные суперкомпы и тайны вселенной, которые с таким отношением к литературе непонятно зачем нужны.
letrym: (Default)
всё больше попадается книжек, где персонажи, их отношения, их красота, стойкость, нежность и благородство безумно мне нравятся, а идейная сторона вызывает недоумение и досаду. в данном случае я про ещё не дочитанный роман Ника Горькавого "Астровитянка", но также это относится ко всем книжкам Валентинова и многим другим, в основном к современному фэнтэзи и нф, но не только.

сделать отсюда вывод об упадке философии и социологии, дискредитации марксизма и фукуяме, простёршем совиные крыла, я всегда успею. пока я больше думаю про то, что лирики надо ещё. лирика сохраняет и аккумулирует способность рушить плотины, лирика революционна. это опять начало позапрошлого века, рукою полною перстней и кудри дев ласкать и гривы своих коней. так я воспринимаю теперешний момент. в эстетике - лирика любых возможных отношений, лишь бы с правильным настроением и отвоевание личного пространства, в политике - борьба за права общин (в смысле муниципальностей, а не диаспор) и всяческих вольных городов. национальные гос-ва выполнили своё предназначение и в политике, и в культуре. поэтому по всему необходимо ещё раз вспомнить как там обстояло дело у греков, которые древние. сафо должна стоять рядом с александрой коллонтай. американская революция сейчас интересней великой французской. лесбос - не только остров любви, но и самоуправляемая территория. и ещё больше анимешек.
letrym: (Default)
вообще-то, главная разница между революционерами и верующими благотворителями-подвижниками не в том, что у первых наука итд, а в том, что ими движет не сострадание, а гордость, не желание справедливости, а гнев за попранное человеческое достоинство. вайль дер менш айн менш ист.
я за коммунизм только потому что иначе я не смогу спокойно пить ром на крыше и придумывать сказки про то, что мне нравится. как замечательно написал товарищ [livejournal.com profile] nravov, коммунист это реалистичный индивидуалист.
коллективизм тоже рулит, как одна из сказок.
(это я просто прочитал тут про коллонтай, что дескать, будь у этих безбожных аристократов-интелей вера, пошла бы она в мать-терезы и жутко взбесился, от слова бес, ага)
при всём при том, мой интерес к религии, особенно к католицизму в последнее время растёт. я вижу там теперь ту же самую гордость и гневный протест, даже если называется это противоположными словами.
нет, я и раньше понимал, что быть рабом божьим это тоже способ сказать"долой королей и министров-капиталистов", но теперь как-то сердечней воспринимаю, хотя остаюсь безусловным атеистом, при этом верю в живых персонажей, в т. ч. и евангельской истории.
letrym: (Default)
товарищи там и сям обсуждают павку корчагина, герой он или псих, а я разрываюсь.
тов. [livejournal.com profile] aristarh2008 был бы прав, если бы речь шла не о самой книге, а о том, почему её так любили советские и продолжают любить кнровские начальники. действительно, подвиг, преодоление энтропии, костности материи и человеческой слабости эту публику волнуют вряд ли. зато как удобно - герои -добровольцы строят то, что должны были построить в нормальных условиях нормальные рабочие с нормальным соблюдением всех нормальных норм. (это я не про ситуацию в книге, разумеется. там вобщем понятно, что иначе никак, только вот не для всех читателей то принципиально). для рабочих такая нормальность может со временем стать брошенной костью - хотя, как то и дело показывает европа, окончательно не станет. но для панов она - революция и крамола, таким образом в ссср "как закалялась сталь" продвигалась главным образом как книжка против революции, чтобы все совершали дозволенные подвиги и никто не задавал вопросов.
только павка то и его товарищи вопросов не задавали совсем по другой причине - заняты были, мир создавали, новый, свой, человеческий, настоящий. если бы я к ним попал и смог бы продержаться хоть день, я бы от счастья забыл как штаны надевать, а не то что партийцев каких-то.
так что я в замешательстве. преодоление природы, вырывание из адских кругов необходимости - самый важный геройский вызов. любые требования к властям в стране где последний раз от них что-то требовала дружина какого-то варяга - самый важный вызывающий героизм.
а Павка Корчагин - ну что же тут скажешь. без него даже хуже, чем без Гагарина.

sapphics

Oct. 26th, 2010 06:08 pm
letrym: (Default)

to a red-haired girl of whom my lover has told me (not the one from the 1st stanza) and algernon charles swinburne
and autumn of course

кто капитан ваш, бесстрашные листья?
эта девочка с острыми локтями
смеётся, поворачивая штурвал,
горькая осень

а куда вот так маршруют феи?
лётчицы - на боевые заданья,
чтобы никто не пропустил осенний
почтовый ветер.

чтобы девочки встречались дождливо,
чтоб они кусались, и говорили,
и от того, что близки, золотились.
золото и дождь.

а я буду смотреть на свои руки
и вспоминать 'песню времён порядка'
и дышать, как будто ветер - солёный
и всё началось.

это ты, писавший про афродиту,
бесстрашных пловцов, девушек прованса,
ты меня привёл стоять на ветру и
всем восхищаться.

сейчас любовь широкими взмахами
летает и в мокрый день, и в шуршащий.
и лодка, и пловец, доплыв, носами
утыкаются.

letrym: (Default)
есть дохуя охуенных американских поэтов а я люблю не самого странного не самого левого и даже не самого нью-йоркского, зато моего самого любимого фрэнка о'хару. наследники у него видать не фонтан, даже в гугелбуксе просмотров нету, так что я щас пальчиками. только скажу ещё.. хоть он формально и не самый а всё таки офигенно энвайский, не на уровне образов, а на уровне дыхания. и вообще променяшный. как то добрые люди хуячат критику на 500 страниц, а у меня вот не вылазит больше ничё, мы, влюблённые кошки, пиздец какие тупые.

ынжой )
letrym: (Default)
вось як перакласьцi на беларускую "лезвие бритвы"?
лязо лезiва цi што? гэта ж лухта нейкая.
letrym: (Default)
всё таки в этом пекле было хорошее
не тошнило )
а вообще города будущего жары бояться не будут, там будет так же здорово, как в пущино ночью.

letrym: (Default)
на лягушковой дороге
смуглый слабый проблеск гнева.
я иду в девчачьей тряпке
и подвёрнутых штанах.

и, как декабрист в крапиву,
в ледяное море смелых,
закусив губу, влезаю
и ни капли не боюсь.

робингудские деревья,
понимающие, злые,
с толком делают засаду
и царапают меня.

королевская охота
налетела, нос разбила.
ледяное море смелых
сразу остановит кровь.

младший братик знает столько
тёплых ужасов на ножках.
они, тонкие, приходят,
хоботками щекотят.

это устье детских страхов.
мы дошли и вгрызлись в остров,
и отстреливались долго,
пока все не полегли.

и оборванные, злые
мы спаслись в чудесной лодке
и уселись целоваться
в робинзоновом песке.

и на пляже стали старше,
дом построили и виски
стали пить и ждать кораблик,
чтобы виски нам привёз.

налетел гингемский ветер
познакомиться и выпить,
только пальмы засверкали,
так наш остров утонул.

и опять в чудесной лодке
мы прижались и поплыли
в ледяное море смелых
важно носом в горизонт.

никуда теперь не деться,
ни в кого теперь не ткнуться,
ничего не испугаться,
пока всё не проплывём.

это просто - не бояться,
сложно только остальное.
это море детской воли,
свежей, липкой, ключевой.

но, когда ты ставишть парус,
позабыв про всё на свете,
пишешь мы, хотя в той лодке
больше нету никого,

твой золотокожий мальчик
из окошка дует в парус
с абрикосовой настойкой,
с пинтой слёз на чердаке.

не стыдись, что видишь ясно
смелых тружеников моря,
вот как парус разбухает
от его далёких слов.

между мальчиками море,
ледяные страхи смелых.
детство - труд и живописней,
чем мозоли от снастей.
letrym: (Default)
я думаю, если бы 20м веке не было курева, фашисты получили бы больше шансов, а демократические коммунисты вообще никаких. если у тебя в зубах папироска, ты, по крайней мере, не можешь маршировать. это скверно, что у человечество так мало символов свободы, которые не портили бы здоровье, но факт. и об этой функции сигарет нужно знать, помнить и учить не менее старательно, чем про вред лёгким. курить конечно можно только по личным соображениям, а лучше вообще не курить. но трубке холмса и козьим ногам фронтовиков должное воздавать обязательно, а филистёров противников курения уличать в безграмотности.

а ещё я позавчера пересматривал but i'm a cheerleader и подумал как же правильно, когда самый эстетически привлекательный и самый героический персонажи - это разные люди.

а тут зелёный двор, моторчиковый мелкий, кое-как разделившее со мной сферы влияния солнце, чай, который лениво делать, но он всё равно радует и рождественские песенки блекморзнайтсов.
letrym: (Default)
таких уродов, как твой граф, Годива,
на вилы надо, передай своим.
у нас такие девушки как ты
в разведку скачут по степи горячей,
или с размаху падают в росе.
а граф.. вот это, знаешь, средний палец,
а это - вилы. хочешь, расскажу,
как Ветер и крестьяне взяли Кричев,
четыре года дрались с панским войском,
стояли хмурые и не пускали катов
и научились катов не пускать.
Годива, слушай, нахуй феодалов!
вас там убьют, тебе туда нельзя.
вот пулемёт, прильни к нему, не бойся!
вот физики вполвалку отдыхают.
они потом тебе изобретут
машинку, чтоб слетать обратно, только,
твой Ковентри недавно разбомбили
и всё кружились, пялясь на тебя,
и хохоча, и тыкая крестами,
уроды, как твой граф.
а мы стоим,
суровые, а ты в разведку скачешь,
мы верные и смотрим восхищённо,
теперь нам легче убивать графьёв
и, вырвавшись, не сделаться графьями.
вот это - вилы, это - пулемёт.
letrym: (Default)

всё таки, самые идиотские в мире срачи это национально-лингвистические, например есть ли на свете сибирский язык, или там каталонский, или наоборот даже белорусского нету.  это человечество думает, что язык - душа народа, которую в него заковыривают как изюм в булку и надо следить, чтоб никакая имперская зараза не слопала. некоторые правда полагают, что слова это так, средство коммуникации, но их я просто боюсь. сам я считаю язык - воплощением политической воли своих создателей. слова становятся языком, когда появляется идея и знамя. кто поднимает знамя, тот и определяет на каком мы разговариваем. а это может в принципе делать каждый,  хотя, хорошо бы, конечно как-то состыковаться, чтобы абсурда было не чересчур.


letrym: (Default)

вот если мы строим, а доски занозят и занозят, как сволочи, что тогда?
мой вариант - забить и уйти искать волшебный лес, где сами сплетаются шалаши.
вариант тая - строить и доставать занозы.
самый расспространённый - строить и не замечать, что саднят руки
патриотический - расхваливать эти занозы, как родину и армию.
он тоже повсюду встречается.
можно ещё эти доски делать гладкими-прегладкими.
но за наждачкой, скорей всего тоже придётся идти в волшебный лес к волшебному леснику.

будущее не вырастает из настоящего, оно его опрокидывает, врываясь. история идёт с той стороны. и она пойдёт дальше нас, динозавры не вымрут, коммунаров не расстреляют. но время идёт навстречу истории. время это попутный ветер личностей, а история встречный. и не просто - а целая страна ветров, настоящий мир, который и время подхватит.
конечно, всё это уже случилось. история - это рассказ, значит, если сказано, то случилось. но там, где я сейчас нахожусь, и вы, наверное, находитесь, геометрия ещё не опрокинута, история ещё не началась, не ворвалась, а только угадывается. в линиях лобачевский, в книгах гаусс, а в крапивинских мальчиках галуа. потому что, когда персонажи заменяют богов, а боги становятся персонажами, тоже начинается рассказ.
сказка-быль. вперёд-назад к динозаврам и коммунарам. здесь и внутри рассказа.
а ещё думаю, что всё правильно.


letrym: (Default)

- Я пришел откланяться, - пробормотал Андерсен глухим голосом. - Я бегу из Вероны.

- Я узнала, кто вы, - глядя ему в глаза, сказала Елена Гвиччиоли. - Вы Христиан Андерсен, знаменитый сказочник и поэт. Но, оказывается, в своей жизни вы боитесь сказок. У вас не хватает силы и смелости даже для короткой любви.

- Это мой тяжкий крест, - сознался Андерсен.

- Ну что ж, мой бродячий и милый поэт, - сказала она горестно и положила руку на плечо Андерсену, - бегите! Спасайтесь! Пусть ваши глаза всегда смеются. Не думайте обо мне. Но если вы будете страдать от старости, бедности и болезней, то вам стоит сказать только слово - и я приду, как Николина, пешком за тысячи лье, через снежные горы и сухие пустыни, чтобы утешить вас.

Она опустилась в кресло и закрыла руками лицо. Трещали в канделябрах свечи.

Андерсен увидел, как между тонких пальцев Елены Гвиччиоли просочилась, блеснула, упала на бархат платья и медленно скатилась слеза.

Он бросился к ней, опустился на колени, прижался лицом к ее теплым, сильным и нежным ногам. Она, не открывая глаз, протянула руки, взяла его голову, наклонилась и поцеловала в губы.

Вторая горячая слеза упала ему на лицо. Он почувствовал ее соленую влагу.

- Идите! - тихо сказала она. - И пусть бог поэзии простит вас за все.


letrym: (soviet peasantry)
собственно вчера я не вообще про Некрасова, а про то что он не боялся писать про кровь и ненависть. а есть ещё его феминизм, который может быть и главное в нём. Русские женщины, по-моему, слабая поэма, а по сравнению с записками Волконской вообще никакая. Некрасов много сделал, чтобы убить в себе сына крепостника и патриархального урода, но тут не смог не то что сам представить сильную и свободную женщину, товарища и писателя, а и прочитав её дневник, не понял. они были не жёнами декабристов, и даже не декабристками, а просто декабристами, начавшими свою борьбу после поражения товарищей. некрасовская Волконская в платочке едет к мужу из каких-то мутных христианских соображений, настоящая - к другу и герою, попавшему в беду. а по дороге смеётся и ни царя ни вообще ничего не боится. глава про Трубецкую правда намного лучше, про гордую, бесстрашную и всепобеждающую любовь.
феминизм Некрасова разлит по всему написанному и по всей жизни. его отношения с Панаевой образцовы. это не страшно, когда люди сами по себе мучат друг друга. страшно, когда традиция.
многочисленные стихи и отрывки на женскую тему передают прежде всего глубокую жажду равноправия, тогда как само по себе сказанное может быть даже по тем временам не самым прогрессивным. он прежде всего протестует против попранной красоты, и в её свободе видит несамоцель, а средство защиты. собственно, его антикрепостничество работает по такому же принципу. осознавшая себя красота - будь то Трубецкая, требующая у губернатора лошадей, весна из Зелёного шума, заставившая очнутся мстительного насильника, или проститутка, принесшая "гробик ребёнку и ужин отцу" - побеждает. мужики в двух последних стихах, впрочем, остаются самовлюблённым говном.
но Некрасов молодец и герой. один из самых чистых и умных людей на планете.он умел сострадать, не унижая и не приукрашивая. и видеть красоту угнетённых.

вчерашний день, часу в шестом
зашёл я на сенную.
там били женщину кнутом,
крестьянку молодую.
ни слова из её груди,
лишь бич свистал, играя,
и музе я сказал, гляди,
сестра твоя родная.
letrym: (naked freedom)
самый главный для меня русский поэт это Некрасов. во всяком случае, он самый бесстрашный и некокетливый. многие не предали революцию, несмотря на жандармов. но Некрасов не боялся не только их, но даже самовлюблённых сентиментальных козлов, которых среди интелей и тогда полно было. он писал про кровь и горечь, про злобу и ненависть, его стихи это бесконечное революционное насилие. причём такого рода, что годится только для борьбы, а для тихих эстетских радостей нифига - потому то Некрасова и считают скучным, потому то Тургенев и ныл, что поэзия не ночевала. там нет ни чуточки апологии насилия - только само оно, голое и безыскусное, не взрыв и не мозги на асфальте, а пока только сжатый кулак. хватит хандрить, садись пиши, умрёшь не даром, дело прочно, когда под ним струится кровь. воспевать насилие - глупость, отворачиваться от него - предательство.

даже в конце -

замолкни )

даже огромные бури своего раскаянья - помещика, мужчины, представителя имперского народа, картёжника он сумел не переделать в сантименты.  советские книжки о Некрасове прекрасны, например Катерли. Чуковский тоже, но у него слишком много блаблабла и мало экономности. Базарова бы напрячь биографии героев писать.

от ликующих, праздно болтающих,
обагряющих руки в крови
приведи меня в стан погибающих
за великое дело любви!

letrym: (royal navy)
Натаниэль что ли?
ХОККУ ОТ LIVE1000
letrym

скафандр голубой
бросаться вслед за братом.
- он непонятный.

Составить хокку!
letrym: (teaaaaaaaaaaaaaa)
вот странно же, что многие не понимают, что самая аристократическая идея это эгалитарианизм, равенство. те, кто обосновывают равенство справедливостью часто и правда выглядят идиотски и уязвимо. хотя многие из них очень клёвые и бесстрашные люди. я и сам гляжу скорее с этой стороны, потому что в моём личном политическом словарике слова аристократ помечено устар. для меня оно полностью перекрывается словосочетанием "настоящий человек". но, вот с точки зрения либителей элит, не тех литвинов, что дрочат на всяких шляхтюков-долбоёбов (не путать с вольными и буйными шляхтичами из книжек),  а скажем прямо ницшеанцев совершенно непонятно, откуда берутся претензии к эгалите. ведь для того чтобы быть и правда аристократом, а не монаршим псом и не ручной канарейкой денежного мешка, надо силы и время тратить не на удержание и завоевание привилегий а на что-нибудь хорошее, годное, например сходить в кинотеатр, пробежать стометровку, потрахаться с товарищем по оружию в живописной ложбине у стрельбища, открыть новую звезду и назвать её матерным заклинанием, вычитанным из ацтекско-полесского словаря, слетать в соседнюю систему и свергнуть там четырёх узурпаторов и одного тирана, словом, на что-нибудь аристократическое. при феодализме ты будешь как еблан скакать на лошади и щемить соседнего графа, ну и какой ты аристократ после этого, если на войну ездишь как в офис? а вот когда ты идёшь себе с телескопом под мышкой и тупой ухмылкой и думаешь " о боги которых нет, неужели я и правда решил это уравнение, в котором степеней больше чем дверных ручек в Доме Советов", и когда прорывает канализацию вы с товарищами берёте и всё убираете и больше об этом не помните, вот тогда ты и есть всамделишный аристо, то бишь, человек настояший.

вооот. а претензии берутся наверное из-за того, что люди как-то с трудом разделяют борьбу и мерзость. в горы например ходить это трудно. а запихивать человеку в жопу ржавую мотыгу такого быть не должно. капитализм - типичный пример мотыги в жопу. или например море говна - это говно, а не море. есть и неоднозначные случаи, например тот же описанный выше прорыв канализации, который позволил героям раскрыть свои лучшие качества, начисто забыв о том, что они только что убирались. с одной стороны это тоже говно, которое растекается. а с другой стороны это хуйня которая в нашем дружном коммунистическом обществе не стоит даже выеденного яйца. у нас правда вообще ничего нискока не стоит, но это такая поговорка наши турбофольклористы раскопали на той неделе.  потому что у нас есть волшебная зажигалка и мы суём её детишкам в глаза в республике шкид, и становимся все такие горящеглазые настоящие человеки.
человеку для роста нужны идеалы и приключения, а всё что не является ни идеалом, ни приключением наоборот не нужно.